Cheshire de Mai. Protégé de la Black Rabbit
Я тут рассказ нарыла, по мне красивый.
РыжаяЯ вхожу в квартиру и нашарив рукой выключатель зажигаю свет. Тусклая лампочка ильича загорается под потолком бросая ржавый свет вокруг. А ты говорила, что эта лампочка как твои волосы и смеялась. Ты была не права. Твои волосы были цвета осени. Впрочем именно она нас и свела с тобой тогда. Я отлично помню твой шарф. Многое позабылось, но он остался. Красный. В желтую клетку. Он тебе невероятно шел. Ты шла мне навстречу и ветер трепал твои волосы. Я попросил тебя сфотографировать, а ты засмеялась над незадачливым фотографом, но разрешила. Да, ты много смеялась. Я прохожу на кухню и включаю электрический чайник. А потом достаю чашку и насыпаю в ней три ложки сахара и четыре растворимого кофе. А ты не любила растворимый, ты говорила, что это отрава. Хотя сама очень любила кофе. Только готовила его в турке. Варила. И мы его пили вместе. Я смотря на тебя, а ты заедая горьким шоколадом. Ты всегда приносила только горький шоколад. И только для себя, так как я не любил сладкое. А шоколад отражался в твоих глазах и они тоже становились шоколадного цвета. Во всяком случае мне всегда так казалось. Я заливаю смесь кипятком и размешиваю ложкой. Потом оставляю ложку в стороне и просто смотрю на дымящийся напиток. А тогда мы провели много дней вместе. Очень светлых дней. Светлых, как твоя лукавая улыбка. Ты отказалась называть свое имя и навсегда осталась для меня просто Рыжей. Когда я рассказывал о тебе, все представляли разное. Кто то решал, что рыжая лиса, кто то что рыжая кошка. А для меня ты была просто Рыжая. Без всяких дополнений. Потом я узнал, что ты мне дала имя Художник. За то, что я видел мир не так как все. Знаешь, я помню каждый день того года. Как мы вместе встречали Новый год. Я тогда достал шампанского, который был в дефиците, а ты в декабре достала мандарины. Оранжевые как солнце которого часто не хватало в мое доме. Мы слушали телевизор и были абсолютно счастливы. Хоть и был у нас один плед на двоих, а в доме перегорели все лампы и мы сидели при свечах. Новый день принес свои подарки. Мы не могли купить что то серьезное, именно поэтому наши подарки подошли к друг другу. Она подарила мне рамку для фотографий, а я ей наше лучшее фото. Ты еще долго смеялась, что мы два сапога пара. А еще была весна. Мы ходили по улицам и сидели в кафе. Ты была жутко веснушчатой и говорила, что это подарок солнца. Твое возмущение о тех кто сводит этот дар не поддавалось описанию. Ты всегда была очень импульсивной. Мне это нравилось. Потом было лето. Ночные прогулки до утра. А потом работа и снова прогулки. Не знаю когда мы спали и спали ли вообще. Я этого не помню. Зато я помню твои восхищенные глаза цвета горького шоколада и тонкий аромат твоих духов. А потом пришла осень. Роковая осень. Однажды ты не пришла. Просто исчезла из жизни. Потом в почтовом ящике я нашел конверт с просьбой забыть тебя и жить дальше. Тогда я помню расплакался третий раз в жизни. Но первый раз от горя и смеха одновременно. Я не знал как себя вести без тебя. Я утратил сон и веру. Осень показалась мне блеклой и скучной. Чьи то ладошки закрыли мне глаза. Я слышу звонкий детский голос. Угадай, кто? Вопрошает он. Я и так знаю ответ. Внучка. Пеппи. Нет, это не ее имя. У нас всех в семье называют по прозвищам, а не по имени. Какая разница, что там на страничках паспорта. Там слишком много лишней информации. Я спрашиваю с надеждой в голосе: Рыжая? Руки исчезают с моих глаз и раздается звонкий смех. Как тысяча колокольчиков. Она смеется. Она каждый раз смеется, когда я не угадываю. А я не угадываю всегда. Что бы слышать ее смех. Она тоже рыжая и веснушчатая. Как и ты. А вот ее мать черноброва. Ее звали Злюкой, потому что ей не нравилось, что родители назвали ее Октябриной. В честь той осени. Ах, да. Раз Пеппи здесь, то и ты скоро появишься на кухне. Уже не рыжая как прежде, но остающаяся Рыжей. Я помню когда ты вернулась. Это было перед новым годом. Я собирался встретить его один, поэтому из всего у меня был только чай. За пять минут до полуночи в дверь раздался звонок. Я никого не ждал, но открыл дверь. На пороге стояла ты. Волосы уже не сияли той рыжиной и действительно были как лампочка. Ты молча смотрела на меня, а потом спросила: Ты пустишь меня? Господи, а чем ты только думала родная, я ждал тебя уже не первый день. А ты спрашиваешь пущу ли. Тогда я молча обнял тебя, а ты меня. И так на пороге моей квартиры мы встретили бой курантов. Но главное что мы были вместе, а все остальное было не важно. А вот и ты, улыбаясь следишь за Пеппи и строго грозишь ей не мешать дедушке когда он работает. А у самой смешинка на губах так и скачет, так и скачет. А я не работаю, я пью растворимый кофе. Сейчас ты будешь сердиться, что я так и не вырос. А я буду улыбаться, ведь ты такая красивая, когда злишься. Я люблю тебя Рыжая. И хорошо, что одним осенним днем ты вышла мне навстречу в своем красном шарфе. В желтую клетку.
РыжаяЯ вхожу в квартиру и нашарив рукой выключатель зажигаю свет. Тусклая лампочка ильича загорается под потолком бросая ржавый свет вокруг. А ты говорила, что эта лампочка как твои волосы и смеялась. Ты была не права. Твои волосы были цвета осени. Впрочем именно она нас и свела с тобой тогда. Я отлично помню твой шарф. Многое позабылось, но он остался. Красный. В желтую клетку. Он тебе невероятно шел. Ты шла мне навстречу и ветер трепал твои волосы. Я попросил тебя сфотографировать, а ты засмеялась над незадачливым фотографом, но разрешила. Да, ты много смеялась. Я прохожу на кухню и включаю электрический чайник. А потом достаю чашку и насыпаю в ней три ложки сахара и четыре растворимого кофе. А ты не любила растворимый, ты говорила, что это отрава. Хотя сама очень любила кофе. Только готовила его в турке. Варила. И мы его пили вместе. Я смотря на тебя, а ты заедая горьким шоколадом. Ты всегда приносила только горький шоколад. И только для себя, так как я не любил сладкое. А шоколад отражался в твоих глазах и они тоже становились шоколадного цвета. Во всяком случае мне всегда так казалось. Я заливаю смесь кипятком и размешиваю ложкой. Потом оставляю ложку в стороне и просто смотрю на дымящийся напиток. А тогда мы провели много дней вместе. Очень светлых дней. Светлых, как твоя лукавая улыбка. Ты отказалась называть свое имя и навсегда осталась для меня просто Рыжей. Когда я рассказывал о тебе, все представляли разное. Кто то решал, что рыжая лиса, кто то что рыжая кошка. А для меня ты была просто Рыжая. Без всяких дополнений. Потом я узнал, что ты мне дала имя Художник. За то, что я видел мир не так как все. Знаешь, я помню каждый день того года. Как мы вместе встречали Новый год. Я тогда достал шампанского, который был в дефиците, а ты в декабре достала мандарины. Оранжевые как солнце которого часто не хватало в мое доме. Мы слушали телевизор и были абсолютно счастливы. Хоть и был у нас один плед на двоих, а в доме перегорели все лампы и мы сидели при свечах. Новый день принес свои подарки. Мы не могли купить что то серьезное, именно поэтому наши подарки подошли к друг другу. Она подарила мне рамку для фотографий, а я ей наше лучшее фото. Ты еще долго смеялась, что мы два сапога пара. А еще была весна. Мы ходили по улицам и сидели в кафе. Ты была жутко веснушчатой и говорила, что это подарок солнца. Твое возмущение о тех кто сводит этот дар не поддавалось описанию. Ты всегда была очень импульсивной. Мне это нравилось. Потом было лето. Ночные прогулки до утра. А потом работа и снова прогулки. Не знаю когда мы спали и спали ли вообще. Я этого не помню. Зато я помню твои восхищенные глаза цвета горького шоколада и тонкий аромат твоих духов. А потом пришла осень. Роковая осень. Однажды ты не пришла. Просто исчезла из жизни. Потом в почтовом ящике я нашел конверт с просьбой забыть тебя и жить дальше. Тогда я помню расплакался третий раз в жизни. Но первый раз от горя и смеха одновременно. Я не знал как себя вести без тебя. Я утратил сон и веру. Осень показалась мне блеклой и скучной. Чьи то ладошки закрыли мне глаза. Я слышу звонкий детский голос. Угадай, кто? Вопрошает он. Я и так знаю ответ. Внучка. Пеппи. Нет, это не ее имя. У нас всех в семье называют по прозвищам, а не по имени. Какая разница, что там на страничках паспорта. Там слишком много лишней информации. Я спрашиваю с надеждой в голосе: Рыжая? Руки исчезают с моих глаз и раздается звонкий смех. Как тысяча колокольчиков. Она смеется. Она каждый раз смеется, когда я не угадываю. А я не угадываю всегда. Что бы слышать ее смех. Она тоже рыжая и веснушчатая. Как и ты. А вот ее мать черноброва. Ее звали Злюкой, потому что ей не нравилось, что родители назвали ее Октябриной. В честь той осени. Ах, да. Раз Пеппи здесь, то и ты скоро появишься на кухне. Уже не рыжая как прежде, но остающаяся Рыжей. Я помню когда ты вернулась. Это было перед новым годом. Я собирался встретить его один, поэтому из всего у меня был только чай. За пять минут до полуночи в дверь раздался звонок. Я никого не ждал, но открыл дверь. На пороге стояла ты. Волосы уже не сияли той рыжиной и действительно были как лампочка. Ты молча смотрела на меня, а потом спросила: Ты пустишь меня? Господи, а чем ты только думала родная, я ждал тебя уже не первый день. А ты спрашиваешь пущу ли. Тогда я молча обнял тебя, а ты меня. И так на пороге моей квартиры мы встретили бой курантов. Но главное что мы были вместе, а все остальное было не важно. А вот и ты, улыбаясь следишь за Пеппи и строго грозишь ей не мешать дедушке когда он работает. А у самой смешинка на губах так и скачет, так и скачет. А я не работаю, я пью растворимый кофе. Сейчас ты будешь сердиться, что я так и не вырос. А я буду улыбаться, ведь ты такая красивая, когда злишься. Я люблю тебя Рыжая. И хорошо, что одним осенним днем ты вышла мне навстречу в своем красном шарфе. В желтую клетку.
@темы: Жизнь
-
-
28.06.2009 в 12:06-
-
28.06.2009 в 12:15-
-
28.06.2009 в 12:48Это одна из них)
-
-
28.06.2009 в 13:32-
-
28.06.2009 в 21:50